Иван Годинович
Иван Годинович (иначе Годенович, Гординыч) — древнерусский богатырь былин Владимирова цикла. Былины о нем открываются обычным пиром у князя Владимира. Иван Годинович, племянник Владимира, один сидит на пиру невесел, и на вопрос князя, чем он озабочен, говорит, что хотел бы поехать в Чернигов (иначе в Золотую орду, к Ляховинскому королю, в Индию) посватать за себя дочь купца Дмитрия Марью (иначе Настасью, Авдотью «Лебедь белую»).
Владимир одобряет его желание и дает ему в товарищи Илью Муромца, Алешу Поповича, Добрыню Никитича, Василия Казимерского. Когда Дмитрий отказывает Ивану Годиновичу в руке дочери, так как она уже просватана за Кощея Трипетовича (иначе Федора Ивановича с хороброй Литвы, царища Вахромеища, Одолища Кошчевича), Иван силой увозит Марью.
На пути в Киев поезд Ивана встречает звериные следы — вепря, кобылы, тура или лани — и Иван отсылает сопровождавших его богатырей в погоню за зверями. Оставшись один с невестой, он ложится с нею в шатре, но в это время настигает его Кощей Трипетов и вызывает на бой. Иван повалил Кощея, хочет вспороть ему грудь и просит невесту подать ему нож.
Но невеста, послушав Кощея, который сулит ей больший почет, если она предпочтет его Ивану, помогает Кощею осилить Ивана и привязать его к дереву. Затем Кощей с невестой ложатся в шатре. В это время прилетает на дерево ворон (иначе два голубя, две лебеди), и человечьим голосом говорит, что не владеть Марьей Дмитриевной Кощею, а владеть Ивану Годиновичу.
Разгневанный Кощей пускает в ворона стрелу, которая, обратившись назад, убивает самого стрелка. Марья, опасаясь за свою судьбу, хочет отрубить Ивану голову, но сабля скользнула и рассекла только ченбуры, которыми был связан Иван. Былина кончается жестокой расправой Ивана Годиновича с невестой, которой он сначала отсекает руки, затем ноги, губы и наконец голову.
Сюжет былины об Иване Годиновиче относится к широко распространенным бродячим сюжетам о неверных женах, невестах, сестрах. Параллели былине указаны исследователями в великорусских сказках и в легендарном рассказе из жития Иосифа Волоцкого по рукописи XVI века. Особенно близка к былине малорусская песня об Иване и Марьяночке, помещенная в сборнике Кольберга.
Сходство с былиной простирается не только на детали рассказа, но и на имена (Иван и Марья). Южно-славянские (сербские и болгарские) песни того же сюжета указаны и рассмотрены М. Халанским в его книге: «Великорусские былины киевского цикла». Такова сербская песня «Бановичь Страхинья» , «Марко Кралевич и неверная девушка», болгарская об «Искрене и Милице». Профессор Халанский считает даже вероятным (хотя без достаточного основания), что великорусская былина об Иване Годиновиче переделка зашедшей на Русь югославянской песни того же мотива.
Польская версия того же сюжета в хронике Богуфала, именно в повести о «Вальтеже и Гельгунде», была указана Либрехтом . Восточные индийские однородные рассказы отмечены Бенфеем . В былине о Иване Годиновие видимо обработан и приурочен к Владимирову циклу бродячий сказочный сюжет, вероятно, восточного происхождения.
Иван Гостиный сын отождествлялся с Иваном Годиновичем. По О. Миллеру, он хотя и принадлежит к богатырской стихии, однако, остается почти не затронутым земским ее значением; он, по всей вероятности, местный черниговский богатырь.
Веселовский сопоставляет Ивана с героем византийского сказания о Геракле, хотя и не выводит его непосредственно оттуда. Вообще былина о Иване распадается на два сюжета: в первом, говорящем о купле коня, Иван сопоставляется Веселовским с другими сказочными личностями русской народной словесности и отчасти с Ильей Муромцем. Во втором сюжете Иван сходен с другим Иваном малорусских сказок о Иване и Марье с Бановичем Страхиней сербских песен, с героем русской повести, помещенной в житии Иосифа Волоцкого, с немецким Вальтариусом, польским Вальгержем из Тынца, с купцом из одного рассказа в Панчатантре, о чем говорит Волльнер, а по Стасову и Халанскому, он просто заимствован: по первому — из песни номских шоров о богатыре Алтын Эргеке, причем Иван является зараз и Алтын Эргеком, и его братом Алтын Ташем; а по второму — это просто Банович Страхиня или Марко-королевич южных славян.
Богатырь Иван Годинович
Во стольном во городе во Киеве
        У ласкова осударь князя Владимира
        Вечеренка была,
        На пиру у него сидели честные вдовы.
        Пригодился тут Иван Годинович,
        И проговорит ему Стольнокиевский
        Владимир-князь: «Гой еси, Иван ты Годинович!
        А зачем ты, Иванушка, не женишься?»
        Отвечает Иван сын Годинович:
        «Рад бы, осударь, женился, да негде взять;
        Где охота брать – за меня не дают,
        А где-то подают – ту я сам не беру».
        А проговорит ласковый Владимир-князь.
        «Гой еси, Иван сын Годинович!
        А садися ты, Иван, на ременчат стул,
        Пиши ерлыки скорописчаты».
        А садился тотчас Иван на ременчат стул,
        Написал ерлык скорописчатый
        А о добром деле – о сватанье,
        К славному городу Чернигову,
        К Дмитрию, гостю богатому.
        Написал он ерлык скорописчатый,
        А Владимир-князь ему руку приложил:
        «А не ты, Иван, поедешь свататься,
        Сватаюсь я-де, Владимир-князь».
        А скоро-де Иван снаряжается,
        А скоря того поездку чинит
        Ко ‹славному› городу Чернигову.
        Два девяноста-то мерных верст
        Переехал Иванушка в два часа.
        Стал он, Иван, на гостином дворе,
        Скочил он, Иван, со добра коня.
        Привязавши коня к дубову столбу,
        Походил во гридню во светлую,
        Спасову образу молится,
        Он Дмитрию-гостю кланяется,
        Положил ерлык скорописчатый на круглый стол.
        Дмитрий-гость распечатывает,
        ‹Распечатывает› и рассматривает,
        Просматривает и прочитывает:
        «Глупый Иван, неразумный Иван!
        Где ты, Иванушка, перво был?
        Ноне Настасья просватана,
        Душа Дмитревна запоручена
        В дальну землю Загорскую,
        За царя Афромея Афромеевича.
        За царя отдать – ей царицею слыть,
        Панове все поклонятся,
        Пановя и улановя,
        А немецких языков счету нет;
        За тебя, Иван, отдать – холопкой слыть,
        Избы мести, заходы скрести».
Тут Иванушку за беду стало,
        Схватя ерлык, Иван да и вон побежал.
        Садился Иван на добра коня,
        Побежал он ко городу Киеву.
        Скоро Иван на двор прибежал,
        И приходит он во светлу гридню,
        Ко великому князю Владимиру,
        Спасову образу молится,
        А Владимиру-князю кланяется.
        Вельми он, Иван, закручинился,
        Стал его Владимир-князь спрашивати,
        А стал Иван рассказывати:
        «Был я у Митрия во дому,
        Положил ерлык на круглый стол,
        Дмитрий-гость не задерживал меня в том,
        Скоро ерлыки прочитывал
        И говорил таковы слова:
        «Глупый ты-де Иван, неразумный Иван!
        Где ты, Иванушка, перво был?
        Ноне Настасья просватана
        В дальну землю Загорскую,
        За царя Афромея Афромеевича.
        За царя-де ее отдать – царицею слыть,
        Панове все поклонятся,
        Панове все и улановья,
        А немецких языков счету нет;
        За тебя-де, Иван, отдать – холопкой слыть,
        Избы мести да заходы скрести».
        Тут ему, князю, за беду стало,
        Рвет на главе черны кудри свои,
        Бросает их о кирпичет пол:
        «Гой еси, Иван Годинович!
        Возьми ты у меня, князя, сто человек
        Русских могучих богатырей,
        У княгини ты бери другое сто,
        У себя, Иван, третье сто,
        Поезжай ты о добром деле – о сватанье;
        Честью не даст, – ты и силою бери!»
Скоро молодцы те собираются,
        А скоря того поездку чинят.
        Поехали к городу Чернигову;
        А и только переехали быстрого Непра –
        Выпала пороха снегу белого.
        По той по порохе, по белу снегу,
        И лежат три следа звериные:
        Первой след гнедого тура,
        А другой след лютого зверя,
        А третей след дикого вепря.
        Стал он, Иван, разъясачивати:
        Послал он за гнедым туром сто человек
        И велел поймать его бережно,
        Без той раны кровавыя;
        И за лютым зверем послал другое сто
        И велел изымать его бережно,
        Без той раны кровавыя;
        И за диким вепрем послал третье сто,
        А велел изымать его бережно,
        Без тоя раны кровавыя,
        И привесть их во стольный Киев-град
        Ко великому князю Владимиру.
        А сам он, Иван, поехал единой во Чернигов-град,
        И будет Иван во Чернигове,
        А у Дмитрия, гостя богатого,
        Скачет Иван середи двора,
        Привязал коня к дубову столбу,
        Походил он во гридню светлую,
        К Дмитрию, гостю богатому;
        Спасову образу молится,
        Дмитрию-гостю не кланяется;
        Походил за занавесу белую
        Он к душке Настасье Дмитревне.
        А тут у Дмитрия, гостя богатого,
        Сидят мурзы-улановья,
        По-нашему, сибирскому, – дружки слывут.
        Привезли они платьице цветное,
        Что на душку Настасью Дмитревну,
        Платья того на сто тысячей,
        От царя Афромея Афромевича;
        А сам царь Афромей Афромеевич
        Он от Чернигова в трех верстах стоит,
        А силы с ним три тысячи.
        Молоды Иванушка Годинович
        Он из-за занавесу белого
        Душку Настасью Дмитревну
        Взял за руку за белую,
        Потащил он Настасью, лишь туфли звенят.
Что взговорит ему Дмитрий-гость:
        «Гой еси ты, Иванушка Годинович!
        Суженое пересуживаешь,
        Ряженое переряживаешь;
        Можно тебе взять не гордостью, —
        Веселым пирком-свадебкой!»
        Только Иван слово выговорил:
        «Гой еси ты, славный Дмитрий-гость!
        Добром мы у тебя сваталися,
        А сватался Владимир-князь;
        Не мог ты честью мне отдать,
        Ноне беру – и не кланяюсь!»
        Вытащил ее середи двора,
        Посадил на добра коня
        И сам метался в седелечко черкесское.
        Некому бежать во Чернигов-град
        За молодым Иванушком Годиновичем;
        Переехал он, Иван, девяносто верст,
        Поставил он, Иван, тут свой бел шатер,
        Развернул ковры сорочинские,
        Постлал потнички бумажные,
        Изволил он, Иван, с Настасьею опочив держать.
        Донеслась скоро вестка нерадошна
        Царю Афромею Афромевичу;
        А приехали мурзы-улановья,
        Телячьим языком рассказывают:
        «Из славного-де города из Киева
        Прибежал удал молодец,
        Увез твою противницу Настасью Дмитревну».
        Царь Афромей Афромеевич
        Скоро он вражбу чинил:
        Обвернется гнедым туром,
        Чистые поля туром перескакал,
        Темные лесы соболем пробежал,
        Быстрые реки соколом перлетал,
        Скоро он стал у бела шатра.
        А и тут царь Афромей Афромеевич
        Закричал-заревел зычным голосом:
        «Гой еси, Иванушка Годинович!
        А и ты суженое пересуживаешь,
        Ряженое переряживаешь;
        Почто увез ты Настасью Дмитревну?»
А скоро Иван выходит из бела шатра,
        Говорил тут Иванушка Годинович:
        «Гой еси, царь Афромей Афромеевич!
        Станем мы с тобою боротися о большине,
        Что кому наша Настасья достанется».
        И схватилися они тут боротися;
        Что-де ему, царю, делати
        Со молодым Иваном Годиновичем!
        Согнет он царя корчагою,
        Опустил он о сыру землю;
        Царь Афромей Афромеевич
        Лежит на земли, свету не видит.
        Молоды Иван Годинович
        Он ушел за кустик мочитися,
        Царь Афромей едва пропищал:
        «Думай ты, Настасья, не продумайся!
        За царем, за мною, быть – царицею слыть,
        Панове все поклонятся, Пановя все, улановя,
        А немецких языков счету нет;
        За Иваном быть – холопкой слыть,
        А избы мести, заходы скрести».
        Приходит Иван ко белу шатру,
        Напустился с ним опять боротися,
        Схватилися они руками боротися, —
        Душка Настасья Дмитревна
        Изымала Ивана Годиновича за ноги,
        Тут его двое и осилили.
        Царь Афромей на грудях сидит,
        Говорит таково слово: «А и нет чингалища булатного,
        Нечем пороть груди белые».
        Только лишь царь слово выговорил:
        «Гой еси ты, Настасья Дмитревна!
        Подай чембур от добра коня».
        И связали Ивана руки белые,
        Привязали его ко сыру дубу.
        Царь Афромей в шатер пошел,
        Стал с Настасьею поигрывати,
        А назолу дает ему, молоду Ивану Годиновичу.
        По его было талану добра молодца,
        А и молода Ивана Годиновича,
        Первая высылка из Киева бежит –
        Ровно сто человек;
        Прибежали ко тому белу шатру,
        Будто зайца в кусте изъехали:
        Спиря скочил – тот поспиривает,
        Сема прибежал – тот посемывает;
        Которы молодцы они поглавнея,
        Срезали чомбуры шелковые,
        Молода Ивана Годиновича опростовали.
        Говорил тут Иванушка Годинович:
        «А и гой вы еси, дружина хоробрая!
        Их-то, царей, не бьют, не казнят,
        Не бьют, не казнят и не вешают!
        Повозите его ко городу ко Киеву,
        Ко великому князю Владимиру».
А и тут три высылки все сбиралися,
        Нарядили царя в платье цветное,
        Повезли его до князя Владимира.
        И будут в городе Киеве,
        Рассказали тут удалы добры молодцы
        Великому князю Владимиру
        Про царя Афромея Афромеевича.
        И Владимир-князь со княгинею
        Встречает его честно, хвально и радошно,
        Посадил его за столы дубовые.
        Тут у князя стол пошел
        Для царя Афромея Афромеевича.
        Молоды Иванушка Годинович
        Остался он во белом шатре,
        Стал он, Иван, жену свою учить,
        Он душку Настасью Дмитревну:
        Он перво ученье-то – руку ей отсек,
        Сам приговаривает: «Эта мне рука не надобна,
        – Трепала она, рука, Афромея-царя»;
        А второе ученье – ноги ей отсек:
        «А и та-де нога мне не надобна, —
        Оплеталася со царем Афромеем неверныим»;
        А третье ученье – губы ей обрезал
        И с носом прочь: «А и эти губы мне не надобны, —
        Целовали они царя неверного»;
        Четверто ученье – голову ей отсек
        И с языком прочь: «Эта голова мне не надобна,
        И этот язык мне не надобен, —
        Говорил со царем неверныим
        И сдавался на его слова прелестные!»
        Втапоры Иван Годинович
        Поехал ко стольному городу Киеву,
        Ко ласкову князю Владимиру.
        И будет в городе Киеве,
        Благодарит князя Владимира
        За велику милость, что женил его
        На душке Настасье Дмитревне.
        Втапоры его князь спрашивал:
        «Где же твоя молодая жена?»
        Втапоры Иван о жене своей сказал,
        что хотела с Вахрамеем-царем в шатре его убить,
        за что ей поученье дал, голову срубил.
        Втапоры князь весел стал, что отпускал Вахрамея-царя,
        своего подданника, в его землю Загорскую.
        Только его увидели, что обвернется гнедым туром,
        поскакал далече во чисто поле к силе своей.
Вернуться на: Богатыри и другие герои славянских мифов