Дюк Степанович
Дюк Степанович — приезжий богатырь киевского былинного цикла. Имя Дюк — византийское Дука. Андроник Дюк встречается в византийском романе о Дигенисе. Былины о Дюке в устах сказывателей достигают значительных размеров. Отдельные эпизоды частью перебиты и спутаны, так что восстановление основного вида былины возможно лишь при помощи анализа всех дошедших до нас вариантов, число которых превышает тридцать. Такая критическая работа сделана А. Н. Веселовским в его «Южнорусских былинах», VI. Восстановляемый им порядок эпизодов представляется в следуюшем виде. Дюк Степанович, молодой боярин, снаряжается в Киев из города Галича (иначе — из Индии богатой, Корелы, Волынца). Иногда Дюк отпрашивается у матери, Мамелфы Тимофеевны, которая предупреждает его, чтобы он в Киеве на пиру княжеском не хвастал богатырством и ею, матушкою.
Прибыв в Киев, Дюк Степанович застает князя Владимира в церкви у обедни. Князь удивляется быстроте его переезда из Галича, Дюк Степанович хвастает своим конем, а Чурила называет заявление Дюка, что он отстоял заутреню в Галиче и поспел к обедне в Киев, ложью. На пути из церкви ко двору Дюк Степанович удивляется бедности Киева и хвастает роскошью своего города. Хвастовство продолжается и на пиру, причем Дюк находит невкусными и вино, и калачи у князя и хвастает своими платьями и несчетной казной. Чурила вызывает Дюка на состязание в щегольстве и в скачке: Дюку ежедневно одежду из Индии приносит его конь, и приезжий богатырь перещеголял местного. Победу одержал Дюк и в скачке через реку Пучай. Чтобы проверить хвастовство Дюка, Владимир отправляет посольство в царство матери Дюка. Посольство признает, что если продать Киев и Чернигов да купить бумаги для описи Дюкова богатства, то не хватит бумаги. На приглашение князя Владимира жить в Киеве Дюк Степанович отвечает отказом, мотивируя его тем, что на приезде молодца не учествовали.
Влияние книжного сказания об Индии богатой на былину о Дюке было давно указано исследователями эпоса и всего обстоятельнее рассмотрено академиком А. Н. Веселовским. Целый ряд частностей былины в описании Дюковых палат, богатств, одежды и проч. находит себе аналогию в русской редакции (XV век) сказания об индийском царстве. Придерживаясь плана былины, академик Веселовский сделал попытку реставрировать византийскую песню или повесть, положенную в основу былины. Повесть имела содержанием путешествие византийского посольства в Индию, чтобы видеть ее чудеса. В русской переделке вместо византийского посла ходило туда же посольство Владимира, причем мотивом хождения было появление при дворе заезжего молодца и его похвальба. Близкую аналогию представляет схема, на которой построены старофранцузские сказания о паломничестве Карла Великого в Иерусалим и Константинополь с целью повидать византийского императора Гугона, слава о величии и могуществе которого дошла до Карла.
Другой исследователь былины о Дюке, М. Халанский в «Великорусских былинах киевского цикла», указывает на то, что многие бытовые черты былины взяты прямо из русской действительности. По обилию бытовых подробностей былина о Дюке Степановиче, по мнению Халанского, стоит выше всех прочих наших былин. Сам Дюк, несмотря на иностранное имя и полурусское происхождение, — московский боярин XVI—XVII века; мать его — московская боярыня; обстановка его жизни — обстановка жизни московского боярства XVI—XVII веков. Былина о Дюке рассматривалась еще профессором И. Ждановым, сближавшим ее со сказаниями о Дигенисе («К литературной истории русской былевой поэзии») и О. Миллером («Илья Муромец»). Аналогии диковинкам, встречающимся в былине в описании одежды Дюка Степановича, были указаны Халанским в южно-славянских песнях «К былине про Дюка Степановича».
Дюк Степанович и Чурило Пленкович
Как из той Индеюшки богатоей,
          Да из той Галичии с проклятоей,
          Из того со славна й Волын-города
          Да й справляется, да й снаряжается
          А на тую ль матушку святую Русь
          Молодой боярин Дюк Степанович —
          Посмотреть на славный стольный Киев-град,
          А на ласкового на князя на Владимира,
          А на сильныих могучиих богатырей
          Да й на славных поляниц-то й разудалыих,
          Говорит тут Дюку й родная матушка:
          «Ай же свет мое ты чадо милое,
          Молодой боярин Дюк Степанович –
          Хоть справляешься ты, снаряжаешься
          А на тую ль матушку святую Русь, —
          Не бывать тебе да й на святой Руси,
          Не видать тебе да й града Киева,
          Не видать тебе князя Владимира,
          Сильныих могучиих богатырей,
          Да и славных поляниц-то й разудалыих».
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Родной матушки своей не слушался,
          Одевал свою одежу й драгоценную,
          А манишечки, рубашечки шелковые,
          А сапоженьки на ноженьки сафьянные –
          Окол носу-носу яйцо кати,
          Окол пяту-пяту воробей лети;
          Одел шапку на головку й соболиную,
          На себя надел кунью й шубоньку,
          Да й берет свой тугой лук разрывчатый,
          А набрал он много й стрелочек каленыих,
          Да й берет свою он саблю вострую,
          Свое й острое копье да й муржамецкое.
          Выходил молодец тут на широкий двор,
          Заходил в конюшню во стоялую;
          Да й берет тут молодец добра коня,
          Он берет коня за поводы шелковые,
          Выводил коня да й на широкий двор,
          Становил коня да й посреди двора,
          Стал добра коня молодец заседлывать;
          Он заседлывал коня да й закольчуживал.
          Говорит тут Дюку родная й матушка:
          «Ай же свет мое ты чадо милое,
          Молодой боярин Дюк Степанович!
          Как поедешь ты в раздольице чистом поле,
          А на тую ль матушку святую Русь,
          Да й во славноем раздольице чистом поле
          Есть три заставы там три великие:
          Первая застава – ведь змеи поклевучие,
          Друга застава – львы-звери поедучие,
          Третья застава – есть горушки толкучие;
          Они сходятся вместо й расходятся.
          Ты подъедешь к этим заставам великиим,
          Ты бери-ка в руки плеточку шелковую,
          А ты бей коня да й по крутой бедры,
          Ты давай удары всё тяжелые;
          Первый раз ты бей коня между ушей,
          Другой раз ты между ноги, между задние,
          Чтобы добрый конь твой богатырскии
          По чисту полю-раздольицу поскакивал.
          Ты проедешь эти заставы великие,
          А ты выедешь на матушку святую Русь,
          А ты будешь во городе во Киеве
          Да й у ласкового князя й у Владимира,
          Так охоч ты упиваться в зелено вино,
          Так не хвастай-ка ты своим художеством
          Ты супротив князя-то й Владимира,
          Супротив сильных могучиих богатырей,
          Супротив поляниц-то и разудалыих».
Молодой боярин Дюк Степанович
          Да й садился молодец тут на добра коня;
          Столько видели сядучись,
          Со двора его й не видели поедучись;
          Со двора он ехал не воротами,
          А он с города ехал не дорогою –
          Его добрый конь да й богатырскии
          Проскакал он через стены городовые,
          Через башни проскакал он трехугольные.
          А не молния в чистом поле промолвила –
          Так проехал боярин Дюк Степанович.
          Выезжал он в раздольице чисто поле,
          Подъезжал он к этим заставам великиим,
          А ко тым змеям поклевучиим,
          А ко львам-зверям да поедучиим,
          А ведь к этим горушкам толкучиим;
          Он берет тут в руки плеточку й шелковую,
          А он бил коня да й по тучной бедры,
          Он давал удары всё тяжелые;
          Первый раз он бил коня между ушей,
          Другой раз он между ноги между задние;
          Его добрый конь тут богатырскии
          По чисту полю-раздолью стал поскакивать.
          Он проехал эти заставы великие,
          Он тут выехал в раздольице в чисто поле,
          А на тую ль матушку святую Русь;
          Приезжал во славный стольный Киев-град,
          Заезжал ко князю й на широкий двор,
          Становил коня да й богатырского,
          Выходил на матушку й сыру землю.
          А Владимира дома не случилося –
          Он ушел во матушку й Божью церковь,
          А он Господу Богу помолитися,
          Ко чудным крестам да й приложитися.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Он пошел во матушку й Божью церковь.
          Приходил во матушку й Божью церковь,
          Он снимает кивер со головушки,
          А он крест кладет да й по-писаному,
          А поклоны ведет да й по-ученому,
          На две, три, четыре сторонки поклоняется,
          А он князю Владимиру й в особинно,
          Его всем князьям да й подколенныим.
          По праву руку князь Владимира
          А стоял Добрынюшка Микитинец,
          По леву руку князя Владимира
          А стоял Чурилушка-то Плёнкович.
          Говорит тут князь Владимир таковы слова:
          «Ты откулешный, дородный добрый молодец,
          Из коёй земли да из коёй орды,
          Ты какого же есть роду-племени,
          Ты какого отца да ты есть матери,
          Как же тебя да именем зовут,
          Удалого величают по отечеству?»
Говорил боярин Дюк Степанович:
          «Ты Владимир-князь да и стольнекиевский!
          А ведь есть я с Индеюшки богатоей,
          А и с той Галичии с проклятоей,
          И с того ль со славна Волын-города,
          Молодой боярин Дюк Степанович».
          Говорил Чурилушка тут Плёнкович:
          «Ты Владимир-князь да й стольнекиевский!
          Поговорушки тут есть не Дюковы,
          Поворотушки тут есть не Дюковы,
          Тут должна быть холопина й дворянская».
          Это й дело Дюку не слюбилося,
          Не слюбилося да й не в любви пришло.
          Они Господу тут Богу помолилися,
          Ко чудным крестам да й приложилися,
          Да й пошли в палаты белокаменны,
          А ко ласковому князю й ко Владимиру.
          Они шли мосточиком кирпичныим;
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Стал Владимиру й загадочек отгадывать,
          Говорил тут он да й таковы слова:
          «Ты Владимир-князь да стольнекиевский!
          Что же в Киеве у вас все не по-нашему:
          У вас построены й мосточики кирпичные,
          А ведь столбики поставлены еловые,
          А порученьки положены сосновые;
          У вас медное гвоздьё да й приущиплется,
          А ведь цветное платье призабрызжется.
          Как в моей Индеюшке богатоей
          У моей родителя у матушки
          А построены мосточики калиновы,
          А ведь столбики поставлены серебряны,
          А ведь грядочки положены орленые,
          А ведь настланы сукна гармузинные;
          А ведь медное гвоздье да й не ущиплется,
          А ведь цветно платье не забрызжется».
          Тут Владимир к этой речи да й не примется.
          Приходили в палату белокаменну,
          Проходили во горенку столовую,
          Да й садилися за столички дубовые,
          Да й за тыя ль скамеечки окольные.
          Принесли ему калачиков тут пшенныих;
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Он берет калачик во белы руки;
          А он корочку ту всё на круг кусал,
          А середочку да й кобелям бросал,
          Все й Владимиру загадочки отгадывал,
          Говорил боярин таковы слова:
          «Ты Владимир-князь стольнекиевский!
          Что ж в Киеве у вас всё й не по-нашему:
          У вас сделаны бочечки сосновые,
          А обручики набиваны еловые,
          А мешалочки положены сосновые,
          У вас налита студена ключева вода,
          Да и тут у вас и калачи месят;
          А у вас печеньки построены кирпичные,
          У вас дровца топятся еловые,
          А помялушки повязаны сосновые,
          Да и тут у вас да й калачи пекут,
          А калачики да й ваши призадохнулись.
          Как в моей Индеюшке богатоей
          У моей родителя у матушки
          А построены ведь бочечки серебряны,
          А обручики набиты золоченые,
          А мешалочки положены дубовые,
          Да ведь налита студена ключева вода,
          А ведь тут у нас и калачи месят;
          Да й построены печки муравленые,
          У нас дровца топятся дубовые,
          А помялушки повязаны шелковые,
          Да ведь настлана бумага – листы гербовые,
          Да ведь тут у нас и калачи пекут,
          А калачики у нас и не задохнутся,
          А калачик съешь – по другоем душа горит».
          Он Владимиру загадочки отгадывал,
          Подносили ему тут зелена вина.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Он берет-то й чарочку во белы руки,
          Он всю чарочку й по горенке повыплескал,
          Сам Владимиру загадочки отгадывал,
          Говорит боярин таковы слова:
          «Ты Владимир-князь да стольнекиевский!
          Что же в Киеве у вас всё не по-нашему:
          У вас построены бочечки дубовые,
          А обручики набиваны железные,
          А положено туда да й зелено вино,
          А положено й на погребы глубокие,
          Ваша й водочка-винцо ведь призадохнулось.
          Как в моей Индеюшке богатоей
          У моей родителя у матушки
          А построены бочечки серебряны,
          А обручики набиты золоченые,
          Да й положено туда да й зелено вино,
          А повешено на цепи-то й на медные,
          А на тыя на погребы глубокие;
          Наша водочка-винцо да й не задохнется,
          А ведь чарку выпьешь – по другой душа горит».
          Он Владимиру загадочки отгадывал.
Говорил тут Чурилушка-то Плёнкович;
          «Ай же ты, холопина дворянская!
          Что расхвастал ты имением-богачеством?
          А ударим-ка со мной ты во велик заклад,
          Во велик заклад да ты не в малыи,
          Чтоб проездить нам на конях богатырскиих, —
          Немало поры-времени – по три году,
          А сменять нам одежицу драгоценную
          Каждый день да й с нова наново,
          С нова наново да чтоб не лучшую».
          Говорит тут боярин Дюк Степанович:
          «Ай же ты, Чурилушка-то Плёнкович!
          Тебе просто со мной биться во велик заклад, —
          Ты живешь во городе во Киеве,
          У того ль у князя у Владимира
          Кладовые те есть да цветна платьица».
          Молодой тут боярин Дюк Степанович
          А садился он да на ременчат стул,
          А писал он письма й скорописчаты
          А своей ли да й родной матушке,
          А писал он в письмах скорописчатых:
          «Ай же свет моя ты родна й матушка!
          А ты выручи меня с беды великоей,
          А пошли-ка ты одежу драгоценноей,
          Что хватило бы одежу мне на три году
          Одевать одежу драгоценную
          Каждый день да й с нова наново».
          Запечатал письма й скорописчаты,
          Скоро шел по горенке столовоей,
          Выходил тут молодец да на широкий двор,
          Положил он письма под седелышко,
          Говорил коню он таковы слова:
          «Ты беги, мой конь, в Индеюшку богатую,
          А к моей родителю ко матушке,
          Привези ты мне одежу драгоценную».
          Он берет коня за поводы шелковые,
          Выводил коня он за широкий двор,
          Да й спускал коня во чисто поле.
          Его добрый конь да й богатырскии
          Побежал в Индеюшку й богатую;
          Пробежал он по раздольицу чисту полю,
          Через эти все заставы великие,
          Прибежал в Индеюшку богатую,
          Забегал он на славный на широкий двор.
          Увидали тут коня да й слуги верные,
          Они бежат в палаты белокаменпы,
          Да й во тую ль горницу столовую,
          Да й ко той ко Дюковой ко матушке,
          Говорят они да й таковы слова:
          «Ай же свет честна вдова Настасья да Васильевна!
          Прибежал ведь Дюков конь да из чиста поля,
          Из чиста поля на наш широкий двор».
          Так тут свет честна вдова заплакала
          Женским голосом да й во всю й голову:
          «Ай же свет мое ты чадо милое,
          Молодой боярин Дюк Степанович!
          Ты сложил там, наверно, буйну головушку,
          А на той ли матушке святой Руси».
          Поскореньку выходила на широкий двор,
          Приказала добра коня расседлывать.
          Они стали добра коня расседлывать,
          Они сняли седлышко й черкальское,
          Оттуль выпали письма скорописчаты.
          Свет честна вдова Настасья да й Васильевна
          А брала она письма й во белы руки,
          А брала она письма й распечатала,
          Прочитала письма скорописчаты;
          Да й брала она тут золоты ключи,
          Она шла на погребы глубокие
          А брала одежу й драгоценную,
          Не на мало поры-времени – на три году;
          Приносила она к тому добру коню,
          Положила й на седелышко черкальское,
          Выводила коня да й за широкий двор,
          Да й спускала в раздольице чисто поле.
          Побежал тут добрый конь да й по чисту полю,
          Пробегал он к этим заставам великиим,
          Пробежал он заставы великие
          На славну на матушку да на святую Русь;
          Прибежал во славный стольне Киев-град,
          Забежал ко князю на широкий двор.
Молодой боярин Дюк Степанович
          Он стретал тут своего добра коня,
          Он берет свою одежу драгоценную;
          Он тут бился со Чурилушкой в велик заклад,
          А в велик заклад ещё й не в малыи,
          Не на мало поры-времени – на три году,
          А проездить на конях богатырскиих,
          А сменять одежу с нова наново.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Они с тем Чурилой Плёнковым
          Они ездят по городу по Киеву
          Каждый день с утра до вечера,
          А проездили молодцы по год поры,
          А проездили молодцы й по два году,
          Да й проездили молодцы й по три году.
          Теперь надоть им идти да й во Божью церкву,
          Одевать одежу драгоценную
          А ко той христовскоей заутреной.
          Молодой Чурилушка тут Плёнкович
          Одевал свою одежу драгоценную,
          А сапоженьки на ноженьки сафьянные,
          На себя одел он кунью й шубоньку;
          Перва строчка рочена красным золотом,
          Друга строчка рочена чистым серебром,
          Третья строчка рочена скатным жемчугом;
          А ведь в тыя петелки шелковые
          Было вплетено по красноей по девушке,
          А во тыи пуговки серебряны
          Было влито по доброму по молодцу;
          Как застёгнутся – они обоймутся,
          А расстегнутся – дак поцелуются;
          На головку шапка й соболиная.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Одевал свою одежу й драгоценную,
          А сапоженьки на ноженьки сафьянные,
          На себя одел он кунью й шубоньку;
          Перва строчка й строчена красна золота,
          Друга строчка й строчена чиста серебра,
          Третья строчка й строчена скатна жемчугу;
          А во тыи ль петелки шелковые
          Было вплетено по красноей по девушке,
          А во тыи пуговки серебряны
          Было влито по доброму по молодцу;
          Как застегнутся – они обоймутся,
          А расстегнутся – дак поцелуются;
          На головку одел шапочка семи шелков,
          Во лбу введен был светел месяц,
          По косицам были звезды частые,
          На головушке шелом как будто жар горит.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          А пошли молодцы да й во Божью церковь
          А ко той христовской ко заутреной.
          Приходили молодцы да й во Божью церковь,
          По праву руку князя Владимира
          Становился Чурилушка тут Плёнкович,
          По леву руку князя Владимира
          Становился боярин Дюк Степанович.
Тут Владимир-князь да стольнекиевский
          Посмотрел на правую сторонушку,
          Увидал Чурилушку он Плёнкова,
          Говорил он таковы слова:
          «Молодой боярин Дюк Степанович
          Прозакладал буйную головушку».
          Говорил Спермеч тут сын Иванович:
          «Ты Владимир-князь да стольнекиевский!
          Посмотри-ка на леву ты сторонушку:
          Молодой Чурилушка ведь Плёнкович
          Прозакладал свою буйную й головушку».
          Молодой Чурилушка тут Плёнкович
          Стал он плеточкой по пуговкам поваживать –
          Так тут стали пуговки посвистывать.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Стал тут плеточкой по пуговкам поваживать –
          Засвистали пуговки по-соловьиному,
          Заревели пуговки да й по-звериному.
          Чернедь-народ тут все й попадали.
          Говорит тут князь Владимир стольнекиевский:
          «Ай же ты, боярин Дюк Степанович!
          Перестань ты водить плеткой по белой груди,
          Полно валить-то тебе чернеди».
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Они Господу й Богу помолилися,
          Ко чудным крестам да й приложилися,
          Да й пошли в палаты белокаменны,
          А ко ласковому князю й ко Владимиру.
          Приходили в палату белокаменну,
          Да й во тую ль горницу столовую,
          Да й садились всё за столики дубовые,
          Да за тыи за скамеечки окольные.
          Они ели ествушка сахарные,
          Они пили питьица й медвяные.
          Говорил Чурилушка тут Плёнкович:
          «Ай же ты, холопина дворянская!
          А ударим-ка со мной-то в велик заклад,
          В велик заклад еще й не в малыи:
          Нам разъехаться на конях богатырскиих,
          А скочить через славную Пучай-реку».
          Говорит боярин Дюк Степанович:
          «Ай же ты, Чурилушка ты Плёнкович!
          Тебе просто со мной биться во велик заклад,
          А велик заклад да и не в малыи, —
          Твой-то добрый конь ведь богатырскии
          А стоит во городе во Киеве,
          Он ведь зоблет пшеницу белоярову;
          А моя-то кляченка заезжена,
          А й заезжена да и дорожная».
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Он скоренько ставал тут на резвы ноги
          Да й прошел по горенке столовоей
          Через ту й палату белокаменну;
          Выходил молодец да на широкий двор,
          Заходил он к своему добру коню,
          Он тут пал на бедра й лошадиные,
          Говорил коню да й таковы слова:
          «Ты мой сивушко да й ты мой бурушко,
          Ты мой маленький да й ты косматенький!
          А ты выручь-ка меня с беды великоей:
          Мне-ка биться с Чурилой во велик заклад,
          А в велик заклад ещё й не в малыи, —
          Нам разъехаться на конях богатырскиих
          Да й скочить через славную й Пучай-реку».
          Его добрый конь да и богатырскии
          Взлепетал языком человеческим:
          «Молодой боярин Дюк Степанович!
          А ведь конь казака Ильи Муромца –
          Тот ведь конь да мне-ка старший брат,
          А Чурилин конь да мне-ка меньший брат.
          Какова пора, какое ль времечко,
          Не поддамся я ведь брату большему,
          А не то поддамся брату меньшему».
Молодой боярин Дюк Степанович
          Скоро й шел в палату белокаменну,
          Проходил он во горницу столовую,
          Он тут бился со Чурилушкой в велик заклад,
          А в велик заклад, да и не в малыи, —
          Что й разъехаться на конях богатырскиих,
          Да й скочить через славную Пучай-реку.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Выходили молодцы тут на широкий двор,
          А садились да на коней богатырскиих,
          Да й поехали ко славноей Пучай-реки;
          А за нима едут могучие богатыри —
          Посмотреть на замашки богатырские.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Припустили своих коней богатырскиих
          Да й скочили через славную й Пучай-реку.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Он скочил через славную Пучай-реку,
          Молодой Чурилушка-то Плёнкович
          Посреди реки с конем обрушился.
          Молодой боярин Дюк Степанович
          Посмотрел, что нет его й товарища,
          Поскореньку молодец тут поворот держал,
          Да й скочил через славную Пучай-реку,
          Да й схватил Чурилу за златы кудри;
          Он тут вытащил Чурилу на крут на берег,
          Говорил Чурилы таковы слова:
          «Ай же ты, Чурилушка да й Плёнкович!
          А не надо тебе биться во велик заклад,
          Во велик заклад, да и не в малыи,
          А ходил бы ты по Киеву за…».
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Приезжали ко князю й ко Владимиру,
          Говорит тут Чурилушка-то Плёнкович:
          «Ты Владимир-князь да стольнекиевский!
          А пошли-ка ты еще й оценщиков
          А в тую ль Индеюшку богатую
          А описывать Дюково имение,
          А имение его да все богачество».
          Говорит боярин Дюк Степанович:
          «Ты Владимир-князь да стольнекиевский!
          А пошли ты могучиих богатырей
          А описывать имение й богачество
          И мою бессчетну й золоту казну;
          Не посылай-ка богатыря Олешеньки,
          А того ль Олеши Поповича:
          Он роду есть ведь-то поповского,
          А поповского роду он задорного;
          Он увидит бессчетну золоту казну,
          Так ведь там ему да й голова сложить».
          Тут Владимир-князь стольнекиевский
          Снаряжал туда ещё й оценщиков,
          Да й двенадцать могучиих богатырей.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Да й садились на коней богатырскиих
          Да й поехали в Индеюшку богатую.
          Они едут раздольицем чистым полем,
          Они въехали на гору на высокую,
          Посмотрели на Индеюшку богатую.
          Говорит старый казак да Илья Муромец:
          «Ай же ты, боярин Дюк Степанович!
          Прозакладал свою буйную й головушку,
          А горит твоя Индеюшка й богатая».
Говорит боярин Дюк Степанович:
          «Ай же старый казак ты Илья Муромец!
          Не горит моя Индеюшка богатая,
          А в моей Индеюшке богатоей
          А ведь крыши все дома да й золоченые».
          Тут удалые й дородны добры молодцы
          Приезжали в Индеюшку богатую,
          Заезжали к Дюку й на широкий двор,
          Становили добрых коней богатырскиих,
          Выходили на матушку сыру землю.
          У того ль у Дюка у Степанова
          А на том на славном широком дворе
          А ведь постланы все сукна гармазинные.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          А пошли они в палаты белокаменны,
          Проходили во горенку столовую;
          Они крест кладут да й по-писаному,
          А поклон ведут да й по-ученому,
          На две, три, четыре сторонки поклоняются,
          Говорят молодцы да й таковы слова:
          «Здравствуй, свет честна вдова Настасья да й Васильевна,
          Дюковая еще й матушка!»
          Говорит она им таковы слова:
          «А не Дюкова я есть ведь матушка,
          А я Дюкова есть поломойница».
          Проходили тут дородны добры молодцы
          А во другую во горенку столовую,
          Низко бьют челом да поклоняются:
          «Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
          Дюковая еще й матушка!»
          Говорит она им таковы слова:
          «Я не Дюковая еще й матушка,
          А Дюкова да й судомойница».
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Проходили молодцы да й в третью горенку,
          Они бьют челом да й поклоняются:
          «Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
          Еще й Дюковая ты ведь матушка!»
          Говорит боярин Дюк Степанович:
          «Здравствуй, свет честна вдова Настасья ты Васильевна,
          Этая моя да родна й матушка!
          Вот приехали могучие богатыри
          Из того ль из города из Киева,
          А от ласкового князя от Владимира,
          А описывать наше имение й богачество,
          А бессчетну нашу й золоту казну.
          А бери-ка ты да золоты ключи,
          Ты сходи на погребы глубокие,
          Отопри-ка погребы глубокие,
          Покажи дородным добрым молодцам
          А наше имение й богачество,
          А ведь нашу бессчетну золоту казну».
          Тут брала она да й золоты ключи,
          Отмыкала она погребы глубокие.
          Тут удалые дородны добры молодцы
          А смотрели имение й богачество
          Да и всю бессчетну золоту казну.
          Говорит Дунаюшка Иванович:
          «Ай же мои братьицы крестовые,
          Вы богатыри да святорусские!
          Вы пишемте-ка й письма скорописчаты
          А тому ли князю да Владимиру —
          Пусть ведь Киев-град продаст да й на бумагу-то,
          А Чернигов-град продаст да й на чернила-то,
          А пускай тогда описывает Дюково имение».
          Тут удалые дородны добры молодцы
          Проходили й в горенку й столовую,
          Да й садились за столички дубовые,
          Да й за тыя скамеечки окольные;
          Они ели ествушки сахарные,
          Они пили питьица медвяные:
          А ведь чарочку повыпьешь – и по другой-то душа горит,
          А ведь другу й выпьешь – третьей хочется.
          Тут удалые дородны добры й молодцы
          Наедалися да й они досыти,
          Напивалися да й они допьяна.
          Да й тым былиночка й покончилась.
Вернуться на: Богатыри и другие герои славянских мифов